Роман ожог краткое содержание
В романе Василия Аксенова «Ожог» автор бесстрашно и смешно рассказывает о современниках, пугающе — о сталинских лагерях, откровенно — о любви, честно — о высокопоставленных мерзавцах, романтично — о молодости и о себе и, как всегда, пронзительно — о судьбе России. Действие романа Аксенова «Ожог» разворачивается в Москве, Ленинграде, Крыму и «столице Колымского края» Магадане, по-настоящему «обжигает» мрачной фантасмагорией реалий. «Ожог» вырвался из души Аксенова как крик, как выдох. Невероятный, немыслимо высокий градус свободы — настоящая обжигающая проза.
Посвящается Майе
КНИГА ПЕРВАЯ. МУЖСКОЙ КЛУБ
…Но право, может только хам
Над русской жизнью издеваться…
Александр Блок
Наконец-то! Двери! Здесь, у дверей своей квартиры я вздохнул с облегчением: сейчас нырну куда-нибудь во что-нибудь теплое, во что-нибудь свое, в подушку, в одеяло, или в кухню нырну, где так красиво разложены овощи… а может быть, нырну в книгу… там валяются на полу «Приключения капитана Блада» и «Драматургия Т.С.Элиота» и какая-то лажа по специальности, словом… а не нырнуть ли в горячую ванну?… никому не открывать, на звонки не отвечать, сидеть в пузырях, в простых и понятных мыльных пузырях и забывать всю эту внешнюю дикую белиберду.
Я переступил порог и блаженно пошевелил пальцами в сумерках. Вот выплыли из темноты мои домашние: ковбой, нарисованный на двери уборной, чучело пингвина, ключ Ватикана с портретом папы Иоанна XXIII, рулевое колесо разбитой в молодые годы автомашины, посох Геракла, лук Артемиды, ну вы знаете, все такое шутливое, благодушное (спасибо женщинам за заботу!)… милые, милые домочадцы… как вдруг в глубине квартиры громкий голос отчетливо сказал: Родина картофеля – Южная Америка!
…и тут я позорно растерялся, заметался под напором этого страшного голоса, который продолжал говорить что-то уже совсем непонятное. Я покрылся липким стыдным потом, пока не сообразил, что это телевизор где-то в моей квартире работает. Наверное, вчера забыл выключить, когда блаженствовал с бутылкой перед мелькающим экраном.
Опомнившись, я бросился в спальню, прыгнул на кровать, стряхнул с ног башмаки, закутался в шерстяное одеяло, включил ночник, открыл журнал «Вокруг света» и положил его себе на лицо. Сердце еще колотилось, дергалась мышца на шее, прошедший день бушевал в закрытых глазах, словно компания пьяных подонков.
Да все-таки, что же особенного произошло? Да ведь ничего же особенного, ей-ей. Давай, друг, организуй прошедший день. Возьми себя в руки. Начни с утра.
…Утром я плелся по переулку к метро, а за моей спиной ничего особенного не происходило, только что-то ужасно скрежетало, громыхало и лязгало. Понимая, что там нет ничего особенного, я все-таки не оборачивался, боялся – а вдруг что-нибудь особенное?
Навстречу мне между тем под ветром и брызгами дождя шел человек с разлохмаченной головой. Перед собой он держал половинку арбуза и ел из нее на ходу столовой ложкой.
Беспредельно пораженный этой картиной, я понял, что есть какая-то связь между этими утренними явлениями, и обернулся.
Мальчик лет десяти тащил за собой по асфальту ржавую железную койку, на которую нагружены были тазы, куски водопроводных труб, краны, мотки проволоки, бампер инвалидной коляски и что-то вроде старинного самолетного пропеллера.
Я быстро рванул в сторону и остановился на углу. Оглянулся снова. Мужчина с арбузом приближался к мальчику с железом. Вот они поравнялись и остановились. Мужчина зачерпнул ложкой поглубже и угостил мальчика. Мальчик с аппетитом съел содержимое ложки, а потом что-то сердито сказал мужчине, покрутил пальцем у виска и стал разворачивать свой транспорт под арку дома. Мужчина виновато пожал плечами, усмехнулся и пошел дальше на шатких ногах.
Я вытер пот со лба. Ничего страшного не происходит, ничего абсурдного, мир ничуть не изменился за прошедшую ночь. Мальчик тащит в родную школу свою норму металлолома, а мужик, его папаня, бедолага-алкаш, ничем не хуже меня, идет от арбузного лотка к «Мужскому клубу», пивному ларьку возле Пионерского рынка. Вот только где ложку взял – загадка. Неужто прихватил из дома? Неужто такая предусмотрительность?
Я обнаружил вокруг себя привычный хлопотливый уют московского перекрестка, где торговали пирожками, шоколадками, яблоками, сигаретами, расческами. Купил яблоко, пирожок с мясом, шоколадку, пачку «Столичных», расческу и причесался тут же перед телефонной будкой. Как мило все вокруг! Каким добродушным юмором наполнены все предметы!
Возле метро, как всегда, в наполеоновской позе стоял мой сосед Корешок, брутальный мужчина полутора метров росту, но с ярко выраженным мрачным сексапилом. Исполинская грудь его была выпячена, волосы расчесаны и заправлены за крупные уши, голубой пижамный шелк полоскался вокруг крохотных ног.
Я поздоровался с Корешком, но он меня даже и не заметил. Мимо как раз бежали лаборантки из Института Кинопленки, и Корешок следил за ними мрачно горящим взглядом, воображая, должно быть, себя и свой член в их веселой стайке. Словом, все было на своих местах, и я стал спокойно спускаться в наш подземный мраморный дворец.
Приятно, в самом деле, иметь у себя под боком подземный мраморный дворец. Даже нам, современникам космической эры, приятно, а как приятно, должно быть, было москвичам тридцатых годов. Такие дворцы, конечно, очень их бодрили, потому что значительно расширяли жилищные условия и приобщали к безопасному величественному патриотизму.
Светились, подмигивали разменные автоматы, но я направился к последней на нашей станции живой кассирше.
У этой милой усталой женщины, просидевшей в мраморном дворце всю свою жизнь, теперь, в автоматное время, начали отдыхать руки, и даже книга появилась, в которую она иногда заглядывала своим лучистым глазом.
Мне нравилось менять серебро у нее, а не в автомате: то ахнешь на бегу насчет погоды, то пошутишь по адресу женского пола, а однажды, не сойти мне с этого места, я преподнес ей гвоздику.
Я уж открыл было рот для шутки, экие, мол, женщины чудаки, как вдруг увидел за стеклом вместо милой кассирши нечто совсем другое.
Не мигая, на меня смотрело нечто огромное, восковое или глиняное, в застывших кудряшках, с застывшими сумками жира, лежавшими на плечах, нечто столь незыблемое, что казалось. Творец создал его сразу в этом виде, обойдясь без нежного детства и трепетной юности. Орденская планка венчала огромную, но далеко не женскую грудь новой кассирши. Знак почета, что ли?
– А где же Нина Николаевна? – спросил я растерянно.
Ничто не дрогнуло, ни одна кудряшка, только пальцы чуть пошевелились, требуя монеты.
– А что же Нина Николаевна? – повторил я свои вопрос, просовывая в окошко пятиалтынный.
– Умерла, – не размыкая губ, ответила новичок и бросила мне два пятака.
– Два? – спросил я.
– Два.
– А полагается ведь три?
– Три.
– А вы мне даете два?
– Два.
– Понятно. Извините. Спасибо.
Я схватил монеты и, насвистывая что-то, устремился к турникетам, вроде бы ничего особенного не произошло, вроде бы все в порядке, а на самом деле все было не в порядке, все колотилось то ли от ужаса, то ли от странной неожиданности, от пугающей новизны жизни.
Отмахиваясь от диких воспоминаний, я лежал с журналом «Вокруг света» на лице, а внутри, в глубине моей квартиры тем временем творилось что-то невероятное, шла призрачная тележизнь.
– Виктор Малаевич – ВРАЧ, – сказал там кто-то со страшным нажимом.
Пауза. Покашливание.
– …и вместе с тем – ФИЛАТЕЛИСТ. – Это было сказано значительно мягче.
Снова пауза, стук стульев… и уже совсем по-человечески:
– Пожалуйста, Виктор Малаевич.
Заливистый короткий кашлешочек Виктора Малаевича. Ясно, что еще и КУРИЛЬЩИК.
– Вот зубцовая марка черно-красного цвета без номинала…
Когда-нибудь в проклятом ящике перегорит трубка? Нужно встать, изгнать филателистов из квартиры и чаю заварить, крепчайшего чаю, а виски – ни капельки, хотя вот же на подоконнике почти полная бутылка «Белой лошади»… Машка вчера (позавчера? третьего дня?) принесла с Большой Дорогомиловской, из валютки… какая трогательная забота!
В поезде метро все свои шесть перегонов Аристарх Аполлинариевич Куницер думал о новой кассирше. Нет, не от жадности она зажала третий пятак, оно не ищет выгод, он лишь показал мне свою неумолимость, он удержало мой пятачок, УДЕРЖАЛО без объяснения причин, оно не ответил на улыбку и не ответило бы и на слезы, этого их благородие не любят.
Обычно он приободрялся, подходя к своему институту, где заведовал огромной секретнейшей лабораторией, начинал думать о своей науке, о морали, о лазерных установках, о сотрудниках и сотрудницах, у кого сегодня библиотечный день, у кого месячные, о деньжатах, о халтурке и так далее, но сегодня все лезла в голову утренняя дичь: и металлолом, и арбуз с ложкой, и глиняный бульдог вместо Нины Николаевны, и третий пятак, блуждающий сейчас неизвестно где по подземному царству.
Следующий сюрприз ждал Куницера в гардеробе собственного института. Новый гардеробщик прищуренным чекистским взглядом смотрел на него. Седоватый ежик на голове, сквозь который просвечивает буроватая с пятнышками кожа, пучки седых волос из ушей и над бровями, надменный мешок под подбородком и горячие черные вишенки глаз, полные неприязни, подозрительности и даже – ей-ей – презрения…
Источник
Сегодня я подготовил для вас два сжатых коротеньких мнения о недавно прочитанных романах знаменитого советского писателя Василия Аксенова «Остров Крым» и «Ожог». Книги эти, хоть и написанные примерно в одно время, совершенно различны, а в некотором смысле даже противоречат друг другу, так что я до сих пор удивляюсь, что написал их один человек. Однако, как ни крути, обойти эти книги нельзя, слишком важное место занимают они в библиографии автора. Сегодня я хочу поделиться своими впечатлениями от этих романов. Ни в коем разе не утверждаю, что мои оценки и толкования единственно верные – поэтому, если вы с чем-то не согласны, обязательно поспорьте со мной в комментариях. Приятного прочтения.
«Остров Крым»
Читая роман «Остров Крым» я никак не мог отделаться от навязчивого непроходящего ощущения некой неправильности, противоречивости разворачивающихся событий, глубокого внутреннего диссонанса в происходящем. Связано это с тем, что нам прекрасно известна судьба и биография писателя В. Аксенова, его взгляды, его сложные отношения с советской властью и тот примечательный факт, что уже через пару месяцев после окончания «Острова» он уедет преподавать в Штаты и будет лишен советского гражданства. Именно поэтому меня никак не оставляло ощущение, что я читаю не роман одного из самых западных советских авторов-шестидесятников, а какой-то махровый соцзаказ, едва ли не комсомольскую агитку.
В романе идет речь о судьбе фантастического географического образования – острова Крым – который после революции и гражданской войны стал временной базой разбитого белого движения, а дальше бодро и обособленно развивался в параллель с Советским Союзом и развился до такого уровня капитализма и демократии, что обзавидуются любые европы. Аксеновский остров Крым – это демократический плюралистический рай, место вдохновенной природы, пейзажей и архитектуры, высокоразвитых техногенных городов, это мир творчества, космополитизма, волюнтаризма, праздности и непрекращающихся развлечений, всеобщего достатка, сексуальной свободы и независимости ото всех. Место богатое и свободное во всех отношениях. И вот этот рай, свободный, веселый и вечно пьяный остров, убежище белого дворянства, желает войти в состав СССР… Такая вот нетривиальная жила сюжета.
Транслирует идею общей судьбы русского народа главный герой – издатель крымской газеты «Курьер», автогонщик, миллионер и плейбой Андрей Лучников. Андрей ведет, что называется, светский образ жизни, активно колесит по миру (Москва, Нью-Йорк, Париж, Стокгольм), встречается с друзьями, в т.ч. и с подвально-чердачной московской богемой (в его друзьях и саксофонист Дим Шебеко, и опальный режиссер Виталий Гангут), крутит роман со спортивным диктором советского телевидения, сексапильной красоткой Татьяной Луниной. И вот перед очередными выборами в крымский парламент Лучников решает создать партию и возглавить движение за объединение анклава с красным материком. Без всякой выгоды для себя, исключительно во славу высоких идей. Параллельно его очень вяло и ненавязчиво пытаются убить, но для нашего супермена, как известно, нет никаких препятствий.
В общем-то, вопрос, почему атлантист Аксенов пишет роман, где маленькая счастливая демократия с удовольствием бросается в пасть тоталитарного левиафана, остается главным. Наверное, каждый увидит здесь что-то свое, но я понимаю метафору текста следующим образом.
Сказочный остров Крым, Крым Василия Аксенова со всем его загульным размахом, неистощимой свободой и неконтролируемой демократией, с полной свободой творческой реализации – это, безусловно, рай русской интеллигенции. Это мир, где человек имеет неограниченные возможности для самореализации, где он может попробовать себя во всем (в бизнесе, в искусстве, в политике, в спорте) и добиться всего. Неслучайно остров буквально набит суперменами – и это не только Луч, но и его отец Арсений, сын Антон, его многочисленные одноклассники, занимающие высочайшие посты и положения на острове. Тогда Чонгарский пролив, отделяющий Крым от материка, – это водораздел между народом и интеллигенцией. Непреодолимый водораздел, возникший, что характерно, в период гражданской войны. А главный герой Андрей Лучников – это гипертрофированный, доведенный до экстремума русский (обязательно – аксеновский) интеллигент.
Принимая за основу эту систему координат, мы легко убедимся, что пресловутая идея общей судьбы, идея слияния острова с Союзом – это ни что иное как извечное чувство вины русской интеллигенции перед своим народом, самопожертвенное желание разделить с ним его нелегкую трагичную участь. Именно об этой жертвенной идее книга. Ведь Лучников прекрасно знает, какие порядки царят в Союзе, пишет разносную статью на Сталина и прекрасно понимает, что добившись объединения, разрушит свой рай, что вместе со своими сподвижниками поедет в Сибирь, но он все равно неотвратимо и вдохновенно летит, как мотылек, на пламя. Кажется, из всех качеств русской интеллигенции именно идеализм Аксенов ценит превыше всего.
Однако вовсе не идея романа вызывает во мне тоску и недовольство, хоть она и напоминает безопасную любовь к Отчизне из окна проносящегося поезда. Неприятны сами герои. Неприятен Андрей – дутый супермен, герой-любовник и обольститель, талантливый журналист и выдающийся гонщик, человек, у которого с легкостью получается все, за что бы ни брался, которому без вопросов дает любая, на какую бы ни взглянул. У него есть все, но ему этого мало. Наш самодовольный зарвавшийся сноб собирается совершить историческое деяние! Странно, но во всем мире нет никакого разумного противодействия его планам (про образ антагониста Игнатьева-Игнатьева говорить просто смешно), все формальные противники оказываются друзьями, да и вообще весь мир вокруг – это одна большая дружная компания великолепного Лучникова! Луч не боится ни Союза, ни КГБ, ни иностранных разведок и сам постоянно мастерски ускользает от них. Русский Кларк Кент, да и только.
Ну и второй момент, который вызывает наибольшее отторжение – это любовная линия и образ московской шлюшки Татьяны. Вообще, тема отношений с замужней женщиной Аксенову очень близка (она уже возникала в «Ожоге», да и сам В.П. увел свою будущую супругу Майю у мужа), но отношения Лучникова и Тани уж никак не назовешь здоровыми, причем образ главной героини, наставляющей рога нелюбимому супругу и продолжающей с ним спать, разъезжающей по загранкомандировкам, напрочь позабывшей о детях, завербованной КГБ для шпионажа за любимым, продавшейся за валюту американскому миллионеру, не вызывает никакого сочувствия, а только брезгливость. И та патологическая покорность, с которой штабелями слагаются перед ней самые великолепные мужики, на мой вкус, смешна и необъяснима.
Безусловно, в романе есть выдающиеся, почти гениальные эпизоды (стычка Кузенкова с дедом-доносчиком, разговор с «портретами») и живые, реалистичные персонажи (все тот же номенклатурный работник Кузенков, режиссер Гангут), но они эпизодичны и не так значимы для истории. Сам же сюжет за прошедшие десятилетия во многом утратил актуальность, и нашим поколением миллениалов воспринимается совершенно иначе: нет уже того обязательно великого Советского Союза да и жертвенной аксеновской интеллигенции уже тоже, кажется, нету.
Оценка: 5 из 10.
«Ожог»
То ли дело «Ожог». Вот в «Ожоге» как нигде ощущается и авторский нерв, и безысходность, и желание выразить, выплеснуть из себя нечто темное и невыразимое. Здесь нет места суперменам и благородным лордам, герой романа хоть и безусловно талантлив, но мучительно несчастен, и жизнь его – бег сквозь затянувшийся алкогольный трип. «Ожог», как центральный переломный роман Аксенова, заслуживает подробного большого разбора и глубокого анализа, но, к сожалению, я не обладаю нужными знаниями мотивов и обстоятельств, чтобы попытаться его дешифровать. Поэтому придется ограничиться сжатым отзывом.
Начну с того, что герой в романе разделен на пять ипостасей: это ученый Аристарх Аполлинариевич Куницер, лабух-саксофонист Самсон Аполлинариевич Саблер, писателей Пантелей Аполлинариевич Пантелей, врач Геннадий Аполлинариевич Малкольмов и скульптор Радий Аполлинариевич Хвастищев. Вместе с маленьким Толей фон Штейнбоком эти пять инкарнаций образуют собирательный образ главного героя книги. Герой Аксенова, безусловно, чрезвычайно талантлив, но талант его никак не может вырваться на простор, реализоваться в полной мере, потому что окружающая советская среда, бесчисленные рамки, обстоятельства и персоналии не дают этому свершиться, повсюду его встречает строгий наблюдательный взгляд бывших чекистов, и единственным способом заглушить эту непрекращающуюся тревогу, прорваться к гласности и свободе становится алкоголь. Именно поэтому первая часть книги («Мужской клуб») напоминает бессвязный запойный бред, где события, лица, локации и эпохи сменяются с невероятной скоростью и без всякого на то разумного объяснения. Во всем этом приключении героя сопровождает верный друг – американский профессор Патрик Перси Тандерджет (имя которого прямо отсылает нас к американскому истребителю-бомбардировщику Republic F-84 Thunderjet). Характерно, что линии всех пяти героев имеют строго повторяющиеся атрибуты. Например, близкого друга, обязательно с серебряной фамилией: у Куницера – это Аргентов, у Саблера – Сильвестр (все зовут его Сильвер), у Пантелея – Серебряников, у Малкольмова – Зильберанский, а у Хвастищева и вовсе – Серебро. Далее каждая ипостась выступает носителем некой выдающейся идеи: Куницер находит формулу, Саблер – вдохновенные джазовые темы, Пантелей сочиняет сюжет про цаплю, Малкольмов изобретает животворный состав Лимфа-Д, а Хвастищев никак не может закончить своего эпохального динозавра. Иными словами, автор ясно дает понять, что его герой – это архетипический образ творческого человека в Советской Союзе.
Роман содержит два ярко выраженных лейтмотива. Первый – долгий поиск любви, бесконечное движение к объекту обожания, блондинке с золотыми волосами, некой Алисе, которую маленький Толя фон Штейнбок впервые видит в Магадане на пересылке, а писатель Пантелей Пантелей одержим желанием увести ее у мужа, знаменитого конструктора тягачей академика Фокусова. Тут не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что в образе Алисы Аксенов изобразил Майю Змеул, любовь всей своей жизни. Второй и наиболее животрепещущий мотив – это противостояние с садистом-следователем, подполковником в отставке Чепцовым, который арестовывал его мать в Магадане, избивал на допросе его друга Саню Гурченко, и упорно продолжает встречаться герою буквально на каждом углу: то в образе гардеробщика валютного «Националя», вахтера НИИ, то шофера чиновничьей «Чайки». И этот детский первородный страх, содрогание под лучом чекистского взгляда ощущаются особенно остро. Именно этот взгляд, это постоянное незримое присутствие изверга и врага не дают герою успокоиться, выдохнуть и зажить полной жизнью. Везде, куда бы он ни пошел, ему видится эта нечеловеческая носогубная складка и седой ежик волос. Роман «Ожог» — это еще и месть реальному чекисту Чепцову, эпизод с изнасилованием дочери прописан с невероятной, хтонической силой, и далее по тексту Аксенов убивает и воскрешает Чепцова, нашпиговывает его обрюзгшее тело иглами, словно куклу вуду, вымещая на образе истязателя собственную боль от ожога.
Примерно в середине текста в повествовании случается перелом. Главный герой во всех пяти ипостасях бросает пить и пытается вернуться к нормальной жизни. Появляются магаданские главы, самые сильные, самые талантливые и самые интересные во всем романе. Сняв верхний наносной слой, автор практически обнажает душу, показывает нам трагические события далекого детства, оставившие в его душе тот самый неизгладимый ожог.
Конечно, читать «Ожог» чрезвычайно сложно, намного сложнее «Острова». Это роман-исповедь, роман-наваждение, где эмоциям отведена роль значительно большая, чем фактам и фабуле. Осложняет восприятие и сложная нарративная техника, поток сознания, к которому постоянно прибегает писатель, переключения с одного героя на другого, отсутствие какой-либо логики в действиях и передвижениях, маниакальное стремление расширить писательский вокабуляр до предела. Роман, по ощущениям, слишком затянут, в нем много лишнего или просто нам не понятного. В тексте огромное количество обсценной лексики и жеребятины, поэтому книгу можно рекомендовать только подготовленному читателю, и я уверен, что сквозь жирный гумус «Мужского клуба» проберутся немногие. Стоит ли оно того? Чтобы развлечься и приятно провести вечер – определенно, нет; чтобы понять, что за человек был Василий Павлович Аксенов – безусловно, да.
Оценка: 7 из 10.
На этом все на сегодня. Как всегда, с нетерпением жду ваших мнений по поводу моих скромных отзывов и выдающихся романов Василия Аксенова. До скорой встречи!
Источник