Солнечный ожог киллиан мерфи

Многие, без сомнения, узнали о его существовании благодаря стильной и мастерски сотканной Стивеном Найтом теледраме BBC «Острые козырьки» (Peaky Blinders), запомнившейся еще и крайне интересным выбором темы — уличных войнах малопривлекательной и практически забывшейся рабочей Англии межвоенного времени. В этой семейной саге о «цыганском» семействе Шелби ему досталась главная роль — некогда мечтательного мальчика Томми, отправившегося юнцом на войну и сумевшего физически уцелеть, а по ее окончании донести скорлупу своего тела до родных краев. Ну а что Томми собой представляет как человек — предстоит решать зрителю, стремительно пересматривая свои взгляды на эту противоречивую личность после каждого сезона.

На настоящий момент эта актерская работа (все еще находящаяся в стадии становления) — величайший триумф Мерфи на экране. И именно в ней явственно проступает все то, что его выделяет и придает игре уникальность — при наличии множества способных актеров родом из двух англоговорящих стран Европы. Он статичен в своей динамике, нещадно растягивая во времени каждый кадр со своим участием, куда может беспроблемно влететь с десяток персонажей, без всякого урона для главного действующего лица. В других случаях, переводя взгляд на него, можно собраться с мыслями и почувствовать происходящее с собеседниками: как на холсте, чистом, но обладающем своей уникальной структурой, с выпуклостями, вмятинами и шершавостью, на его лице еле просвечивают собственные чувства, но еще ярче играют блики страстей других. Как Томми выглядит без них — совсем один на один с собой — представить себе затруднительно, если не откровенно неприятно.

Разнообразные эффектные кельтские типажи на экране достаточно давно обрели популярность по обе стороны Атлантики, а живой, теплый взгляд бесконечно выразительных ирландских глаз безошибочно запоминается каждому, знакомому с внешним обликом Мела Гибсона, Пирса Броснана, Майкла Фассбендера, Кеннета Браны, Шона Эванса, младших Глисонов и других. Но в случае с Киллианом Мерфи бездонный, иногда откровенно неприятный, остановившийся, но при этом гипнотический взгляд может добавить создаваемому характеру не меньше своеобразия, чем актерская игра, и этим беззастенчиво пользуется как сам актер, так и сметливые режиссеры, привлекающие его к героическим, но зачастую и к омутно-амбивалентным ролям.

Началось все с бесхитростного, местами очень забавного и пугающе актуального сегодня фильма Нельсона Хьюма «Солнечный ожог» (Sunburn), в котором терпко-печальная правда о химерах бездумных мечтаний (американских идеалов успеха в том числе) представлена в виде архетипического плавания ирландского паренька Дэвина за моря-окияны и его приключений на чужбине. Кстати, именно там актера впервые эффектно вырядили в женское платье, что впоследствии было взято на вооружение Нилом Джорданом, снявшим с Мерфи провокационный и эксцентричный «Завтрак на Плутоне» (Breakfast on Pluto).

Незаслуженно обойдены вниманием короткометражные работы, относящиеся к первым шагам молодого актера в кинематографе. Что особенно интересно, их тематика достаточно четко обрисовала те амплуа, что Мерфи впоследствии успешно разовьет на более серьезном уровне. «Изгнание» (Eviction) Тома Уоррена коснется такой чувствительной для ирландцев темы как борьба за независимость, противоречивость которой здесь показана куда более ярко, чем снятая с откровенно классовых позиций, но в глобальном плане безошибочно правдивая по духу картина Кена Лоуча «Ветер, который качает вереск» (The Wind That Shakes the Barley), ставшая обладательницей Золотой пальмовой ветви Каннского кинофестиваля.

Уморительная корометражка Конора Моррисси «При смерти» (At Death’s Door), претендующая не столько на высмеивание фильмов ужасов, сколько на показ абсурдного, неизменно терпеливого и лукаво-понимающего отношения многострадальной ирландской души к уход в мир иной с реверансами в сторону загробных разговоров в духе Мартиня О’Кайна, станет предтечей ряда других работ, в которых безвозрастной Киллиан Мерфи будет действовать безрассудно, под влиянием момента или по велению судьбы, будучи орудием человеческой глупости, рока, возмездия и случая попеременно.

Не менее традиционными для ирландского бытового жанра являются иллюстративные зарисовки на вечную тему о том, что тот, кто роет другому яму, рано или поздно сам в нее попадет «Предательство возвращается» (Filleann an Feall) — первая и на настоящий момент последняя режиссерская работа Фрэнки МакКафферти, получившего куда большую известность по другую сторону кинокамеры. Этот же образ, правда, с большим присутствием гедонистического безрассудства являет себя в драме «На краю» (On the Edge) Джона Карни.

Умение правдоподобно передавать страдание и замерший на губах немой крик ужаса, воплощенный в одном лишь остановившемся взгляде, не могли не привлечь внимание к Мерфи как к актеру, уместно смотрящегося в фильмах на военную тематику — «В июле 1916: Битва на Сомме» (The Trench), «Холодной горе» (Cold Mountain), короткометражке «Безмолвный город» (The Silent City) с весьма органичным развитием в «Операции Антропоид» (Anthropoid) и предстоящей киноэпопее Нолана «Дюнкерк» (Dunkirk)).

«Дороги, которые мы выбираем», «Девушка с жемчужной сережкой», два «Темных рыцаря» и «Сердце моря» позволяют увидеть исторически-костюмированное бытие странных, инода смазанных персонажей, у которых никогда до конца не понятно что на уме. Место им с такой же легкостью находится в антиутопиях (чего стоят одни «28 дней спустя» Дэнни Бойла), фантастических громадинах («Начало» Кристофера Нолана), триллерах и драмах. Но национальный колорит и безошибочный акцент продолжают играть с ним злую ирландскую шутку: он в одночасье перерождается то в незадачливого ирландского парнишку (великолепной «Щедрости Перье» Иэна Фитцгиббона), то в типчиков, более или менее прямым образом связанных с ИРА («Ночной рейс» Уэса Крэйвена и «Перестрелка» Бена Уитли).

Как должен выглядеть ослепляющий свет жертвенности, изнутри озаряющий один-единственный миг рядового человека, не понимающего, что происходит, но по наитию приобщающегося вечному? Что отражается в глазах того, кто раз за разом продает свою душу, предавая себя и других, в момент очередной сделки с дьяволом предстающий в отсветах того, чего он сам себя лишает? Как выглядит бездонный ужас, одиночество, грусть, обреченность? Одинаково убедительно на одном и том же лице. Не зря Уэс Крэйвен как-то подметил, что был поражен контрастом «лица Ромео» и «глаз серийного убийцы». Противоположности притягиваются и иногда стягиваются воедино, и только человеку дано знать, чему он даст в себе возобладать.