Не ушиб ли я вас

— Здравствуйте, батюшка, — сказал он с невыразимой сладостью.

Отец Федор собрал весь сарказм, положенный ему богом, и ответствовал:

— Доброе утро, Ипполит Матвеевич.

Враги разошлись. Когда пути их сошлись снова, Воробьянинов уронил:

— Не ушиб ли я вас во время последней встречи?

— Нет, отчего же, очень приятно было встретиться, — ответил ликующий отец Федор.

Их снова разнесло. Ликующая физиономия отца Федора стала возмущать Ипполита Матвеевича.

— Обедню, небось, уже не служите? — спросил он при следующей встрече.

— Где там служить! Прихожане по городам разбежались — сокровища ищут.

— Заметьте, свои сокровища! Свои!

— Мне неизвестно чьи, а только ищут.

Ипполит Матвеевич хотел сказать какую-нибудь гадость и даже открыл для этой цели рот, но выдумать ничего не смог и рассерженно проследовал в свой номер. Через минуту оттуда вышел сын турецкого подданного — Остап Бендер в голубом жилете и, наступая на шнурки от своих ботинок, направился к Вострикову. Розы на щеках отца Федора увяли и обратились в пепел.

— Покупаете старые вещи? — спросил Остап грозно. — Стулья? Потроха? Коробочки от ваксы?

— Что вам угодно? — прошептал отец Федор.

— Мне угодно продать вам старые брюки.

Священник оледенел и отодвинулся.

— Что ж вы молчите, как архиерей на приеме?

Отец Федор медленно направился к своему номеру.

— Старые вещи покупаем, новые крадем! — крикнул Остап вслед.

Востриков вобрал голову и остановился у своей двери. Остап продолжал измываться.

— Как же насчет штанов, многоуважаемый служитель культа? Берете? Есть еще от жилетки рукава, круг от бублика и от мертвого осла уши. Оптом всю партию — дешевле будет. И в стульях они не лежат, искать не надо!? А?!

Дверь за служителем культа захлопнулась.

Удовлетворенный Остап, хлопая шнурками по ковру, медленно пошел назад. Когда его массивная фигура отдалилась достаточно далеко, отец Федор быстро высунул голову за дверь и с долго сдерживаемым негодованием пискнул:

— Сам ты дурак!

— Что? — крикнул Остап, бросаясь обратно, но дверь была уже заперта, и только щелкнул замок.

Остап наклонился к замочной скважине, приставил ко рту ладонь трубой и внятно сказал:

— Почем опиум для народа?[190]

За дверью молчали.

— Папаша, вы пошлый человек! — прокричал Остап.

В эту же секунду из замочной скважины выскочил и заерзал карандаш «Фабер», острием которого отец Федор пытался ужалить врага. Концессионер вовремя отпрянул и ухватился за карандаш. Враги, разделенные дверью, молча стали тянуть карандаш к себе. Победила молодость, и карандаш, упираясь, как заноза, медленно выполз из скважины. С этим трофеем Остап возвратился в свой номер. Компаньоны еще больше развеселились.

— И враг бежит, бежит, бежит![191] — пропел Остап.

На ребре карандаша он вырезал перочинным ножиком оскорбительное слово, выбежал в коридор и, опустив карандаш в замочную амбразуру, сейчас же вернулся.

Друзья вытащили на свет зеленые корешки ордеров и принялись их тщательно изучать.

— Ордер на гобелен «Пастушка», — сказал Ипполит Матвеевич мечтательно, — я купил этот гобелен у петербургского антиквара.

— К черту пастушку! — крикнул Остап, разрывая ордер в лапшу.

— Стол круглый… Как видно, от гарнитура…

— Дайте сюда столик! К чертовой матери столик.

Остались два ордера. Один на 10 стульев, выданный Государственному музею мебели в Москве. Нескучный сад, № 11. Другой — на один стул — «тов. Грицацуеву, в Старгороде, по улице Плеханова, 15».

— Готовьте деньги, — сказал Остап, — возможно, в Москву придется ехать.

— Но тут же тоже есть стул.

— Один шанс против десяти. Чистая математика. Да и то, если гражданин Грицацуев не растапливал им буржуйку.

— Не шутите так, не нужно.

— Ничего, ничего, либер фатер Конрад Карлович Михельсон, найдем! Святое дело! Батистовые портянки будем носить, крем Марго кушать.

— Мне почему-то кажется, — заметил Ипполит Матвеевич, — что ценности должны быть именно в этом стуле.

— Ах! Вам кажется? Что вам еще кажется? Ничего? Ну, ладно. Будем работать по-марксистски. Предоставим небо птицам, а сами обратимся к стульям.[192] Я измучен желанием поскорее увидеться с инвалидом империалистической войны, гражданином Грицацуевым, улица Плеханова, дом 75. Не отставайте, Конрад Карлович. План составим по дороге.

190

…опиум для народа… — Аллюзия на известный афоризм К. Маркса «Религия — опиум народа», который использовался В. И. Лениным и стал советским идеологическим клише.

191

…И враг бежит, бежит, бежит!.. — Строка рефрена популярной строевой песни:

«Так громче, музыка, играй победу!
Мы победили, и враг бежит, бежит, бежит!
Так за царя, за родину, за веру
Мы грянем громкое ура, ура, ура!»

В качестве основного текста была использована «Песнь о вещем Олеге» А. С. Пушкина, музыка — Д. М. Дольского.

192

…Предоставим небо птицам, а сами обратимся к земле… — Популярный афоризм немецкого социал-демократа А. Бебеля.

Источник

При наличии отсутствия пропитанных шпал это будет не трамвай, это будет одно горе.

Почем опиум для народа. … Так почём опиум для народа?

– Морду бы ему набить…
– Морду ему мы пощупать всегда успеем.

Против нашего товара ни одна фирма выстоять не может. Глазет ставим — раз, кистями кантуемся — два. У нас первый сорт, прима! В нём жить можно…

Странствуя по свету словно птица,
Преодолевая жизни путь,
Изредка, однажды, иногда, как говорится,
Я б хотел забыться и заснуть.

Но в этот час, когда рукой
Своею я ласкаю Вас,
Когда любовь сама собой
Идет, не спрашивая нас,
С безумной силою я тихо повторяю:
«Поймите, милая, поверьте, милая,
Вы мой кумир, я не покину Вас».

Начал хорошо! Не разменивайся на детали — говори главное!

— Но ведь хочется, чтоб скорее!
— Скоро только кошки родятся!

Впрочем, вы можете уйти, но, предупреждаю: у нас длинные руки!

Я не разбойник и не апостол,
И для меня, конечно, тоже все не просто.
И очень может быть, что от забот моих,
Я поседею раньше остальных.

Пусть бесится ветер жестокий
В тумане житейских морей.
Белеет мой парус, такой одинокий,
На фоне стальных кораблей!

— Не пугайтесь, это не в коридоре, а за стеной. Фанера, как известно из физики, лучший проводник звука… Где-то там должен быть несгораемый шкаф.
— А-а-а-ой!
— Что это?
— Кажется, несгораемый шкаф…
— Больно?
— Очень!
— Ничего, это физические мучения. Зато сколько здесь было моральных мучений — страшно вспомнить. Где-то здесь стоял скелет — собственность студента Иванопуло. Он купил его на Сухаревке, а в комнате держать боялся. Посетитель вначале ударялся об кассу, а потом на него падал скелет. Беременные женщины были очень недовольны…

— Друг мой, вы больны…
— Да, болен!
— … организационным бессилием и бледной немочью.

Молчи, грусть, молчи!

Ах неужели, неужели,
Неужели не хочется вам,
Налетая на скалы и мели,
Тем не менее плыть по волнам?
В бурном море людей и событий,
Не щадя живота своего,
Совершите вы массу открытий,
Иногда не желая того…

Действовать смело. Побольше цинизма — людям это нравится, но без уголовщины — кодекс мы должны чтить!

— Вот, может быть, желаете ещё гарнитур генеральши Поповой?
— Нет, знаете, как-то мебель генеральши Поповой меня интересует значительно меньше.
— Тоже Гамбс…
— Интересует, но меньше.

— Не ушиб ли я Вас во время последней встречи?
— Нет, отчего же. Очень приятно было встретиться.

Киса, вы дремучий провинциал! Сейчас уже никто не пользуется услугами кассы, для этого есть окошко администратора.

Что Вы на меня смотрите, как солдат на вошь? Обалдели от счастья, да?

Согласие есть продукт при полном непротивлении сторон.

Туды его, в качель.

Источник

YouTube5:54

Обучение ребенка на дому. Муви 43. 2013. Перевод Гоблина (18+)

Максим Ватагин

3 просмотрамесяц назад